«Роза и лотос», «Кровавые слезы», «Монах- тигр», - про корейские сказки и иллюстрации
Сказка, представляющая собой ведущий жанр корейского фольклора, является ценнейшим памятником духовной и поэтической культуры корейского народа и имеет огромное познавательное значение. Сказка издавна любима народом. В недалеком прошлом именно сказка питала духовную культуру простых корейцев. Летними душными вечерами старики сказочники – иягикуны рассказывали сказки детям. Не одно поколение корейской детворы с восторгом слушало о чудесах и волшебниках, о хитроумных проделках чертей - токкэби, о духах умерших предков, родственников.
В редкие часы отдыха иягикуну внимали и взрослые, сидя в ветхой лачуге на камышовой циновке, постеленной поверх теплого "кана-ондори", во вьюжную зимнюю ночь, когда холодный, пронизывающий ветер неистовствовал за затянутым бумагой окном, или в жаркий полдень, примостившись в тени плакучих ив на рисовом поле. Взрослые, как и дети, верили во всемогущего богатыря - "чжансу", который способен избавить их от земных невзгод и притеснений "янбанов". Верили в "счастливую" могилу, для которой искали и никак не могли найти одно-единственное место на "единственной" счастливой горе. В награду за поиски ожидали счастья и благословения от своих благодарных предков, давно ушедших в "чосын" - иной мир.
Сказка всегда была любимым видом устного творчества корейцев. Одни ее называют "енмаль" - слово о старине, другие - "еннияги" - рассказ о старине. Своими корнями корейская сказка уходит в седую древность, и зародилась она где-то на заре возникновения корейской культуры. Определить точно время ее появления так же трудно, как невозможно представить, когда это было: "в давние-давние времена...", "когда тигр еще курил трубку, а буйвол говорил человеческим языком..."
Многие корейские сказки несут на себе отпечаток древнейшей эпохи в истории возникновения корейского общества. В своеобразной форме, присущей только сказкам, они отразили образ мыслей первобытных людей, их наивные и подчас искаженные представления об окружающем мире, истоки обычаев и верований. Именно здесь таятся корни многих элементов сказочной фантастики, отсюда ведут свое начало широко известные в корейском фольклоре образы и сюжеты.
Корейские сказки являются неоценимым источником для изучения быта, нравов, традиций и обычаев страны, "ибо сказки любого народа несут в себе отпечаток духа народа".
Многие корейские сказки несут на себе отпечаток древнейшей эпохи в истории возникновения корейского общества. В своеобразной форме, присущей только сказкам, они отразили образ мыслей первобытных людей, их наивные и подчас искаженные представления об окружающем мире, истоки обычаев и верований. Именно здесь таятся корни многих элементов сказочной фантастики, отсюда ведут свое начало широко известные в корейском фольклоре образы и сюжеты.
Корейские сказки являются неоценимым источником для изучения быта, нравов, традиций и обычаев страны, "ибо сказки любого народа несут в себе отпечаток духа народа".
На протяжении столетий происходил естественный отбор фольклорного материала: шлифовались сюжеты и стиль. Память народа сохраняла только то, чем жила душа народа, его чаяния. Вот как о самоценности корейских сказок писал русский писатель и первый собиратель корейского фольклора Н. Гарин-Михайловский: сказочны, по мнению Н. Гарина-Михайловского, не только природа, но и сами жизнелюбивые корейцы. Поэзия сказки настолько слилась с самой жизнью, что и сказка, и жизнь корейца неразлучны.
Традиционным героем корейских волшебных сказок нередко выступает волшебник-мудрец хенин в образе седобородого старца. Образ этот, вероятно, навеян патриархально-конфуцианским почитанием старости. Существует немало сказок, где действующее лицо - монах. Корейский монах мало похож на его русского собрата. Он не привязан к храму, а ходит по деревням, собирая подаяние, творит добро, наказывает зло ("Храм на горе Пэкчжоксан", "Как Сеул столицей стал").
Любопытной чертой корейских сказок о женихах является то, что герой желает жениться не на юной девушке, а на молодой вдове. Конфуцианская мораль проповедовала безоглядную верность жены памяти умершего мужа ("Вдовья крепость в уезде Сунчхан", "То Ми и его жена"). Даже невесте не полагалось выходить замуж за другого, если выбранный ей родителями жених умер. И вот сказочный герой, вопреки конфуцианским запретам, ухаживает за вдовой ("Выгодный оборот"). В этом, вероятно, выразился своеобразный протест против бесправного положения женщин в старой Корее.
Любопытной чертой корейских сказок о женихах является то, что герой желает жениться не на юной девушке, а на молодой вдове. Конфуцианская мораль проповедовала безоглядную верность жены памяти умершего мужа ("Вдовья крепость в уезде Сунчхан", "То Ми и его жена"). Даже невесте не полагалось выходить замуж за другого, если выбранный ей родителями жених умер. И вот сказочный герой, вопреки конфуцианским запретам, ухаживает за вдовой ("Выгодный оборот"). В этом, вероятно, выразился своеобразный протест против бесправного положения женщин в старой Корее.
В заключение хотелось бы отметить, что изучение корейских народных сказок у нас только лишь начинается. Дальнейшее углубленное их исследование, несомненно, будет способствовать более широкому знакомству русского читателя с самобытной частью мировой сокровищницы фольклора.
